Привет! Мне сейчас
пять с половиной месяцев и меня зовут Фил. Вернее Филипп.
Вернее всё-таки Фил, потому что хозяйка меня так зовёт
на улице когда ругаться хочет. Строгим таким низким
страшным голосом. А когда не хочет, то Филей, Филюшей
называет, подлизывается, наверное. Или любит. Ещё не
понял, а потому и ей ничего не говорю. Пусть пострадает,
помучается догадками о том, как же я к ней отношусь.
Я иногда специально делаю вид, что её не понимаю, особенно
клёво это на улице делать. Она тогда нервничать начинает,
потому что боится всего, думает, что меня съест кто-нибудь
или эти огромные гудящие железяки переедут. Но чаще
я всё-таки прислушиваюсь к её мнению. Если скажет «туда
не ходи», я и не хожу, да не больно то и хотелось.
Скажет «иди сюда» - иду, а чего мне, погладит, подбодрит,
страшно же всё-таки, а она вон какая большая, спасёт
если что. Поэтому вечером, когда темно, стараюсь от
неё далеко не уходить от греха подальше. А то я ведь
общительный очень!
Как кого увижу, так сразу общаться хочу. Вы не подумайте,
общения мне хватает. У меня друзья есть во дворе. Один
взрослый уже парень, красивый такой, тоже чау-чау.
Мне особо нравится с ним гулять. Гордо так. Все завидуют.
Ещё есть карликовая такса с длинной шерстью, только
мы с ним играть не можем – он ведь меньше кота! Есть
еще одна взрослая уже чау, есть метис ирландского волкодава,
лайка. Да много кого есть. Только всё равно, как увижу
кого-нибудь нового, так сразу и бегу знакомиться. Только
хозяйка иногда не разрешает, ругается. Я ведь неопытный
ещё. И любопытный к тому же.
Только
меня любопытство всегда подводит. Как поведёт-поведёт
и подводит! Недавно до того довело, что нашёл неприятностей
на свою голову. Хорошо, что она у меня мохнатая. Это
меня и спасло! Смотрю, идёт огромная такая собака.
Думаю, дай пойду, познакомлюсь, может станет мне старшим
товарищем. Мудрым таким, всё-таки овчарка немецкая
как-никак. Подхожу, хвостом виляю, дружелюбие, значит,
излучаю. Только поздороваться собрался, а она как зарычит,
да как схватит меня за голову! Невоспитанная попалась.
Страшно – жуть! Хозяку и не видел, в глазах всё почернело,
искры посыпались! Ору на весь двор, больно же! Только
слышу она овчарку по морде кулаками лупасит! В общем,
насилу спаслись. Не помню даже как. Наверное выплюнула
она меня, шерсть ей моя не понравилась. Только очнулся
на земле, лежу и встать не могу, а хозяйка надо мной
кудахчет, сама чуть не плачет. Ну, я силы свои богатырские
собрал (мужик я или кто?), встал и пошёл себе дальше.
А сам на неё смотрю, как она там, женщина всё-таки.
Но она у меня молодец! Собак боится до ужаса, а эту
зверину вон как дубасила. А всё я, дурень, зачем полез
спрашивается? Потом целую неделю с поводка не спускала,
чтобы опять не вляпался.
Правда потом не выдержала и теперь опять свободно бегаю.
Здорово так! В снегу поваляюсь, понюхаю всё и всех.
Можно ещё забраться на сугроб на обочине и оттуда окрестности
обозревать, как с горы! Только сугробы сейчас рыхлые
стали. Как залез, так и провалился чуть ли не по горлышко.
Чуть все лапы себе не переломал, пока выбирался. И
всё время думал: вот они - снежные горы, хоть бы обвала
не случилось, а то лавиной накроет и поминай как звали.
А зовут-то меня по-разному и как же поминать-то стали
бы?
На самом деле меня зовут Голден Майер Грант Сан, поэтому
раньше меня ещё Саньком звали, но хозяйке это имя не
понравилось и она меня Филом переназвала. Я, если честно,
особо не расстроился, потому что мне самому Филипп
больше нравится, чем Санёк. Ну, что я, дворняжка какая-то,
чтобы меня Саньком звали, как-то фамильярно очень это
имя звучит. Так что, я новым именем доволен остался.
А недавно меня стали дома ещё и Вилей звать. Мне-то
что, я не против. Я и на Вильяма откликаюсь. Голову
подниму, посмотрю на них, чтобы поняли, что я не против
Вильяма, и опять сплю себе. А всё почему. Потому что
хозяйка меня когда тискает, я хвостом от радости машу,
а она знай себе приговаривает «Филюша хвостиком мах-мах!»
и смеется радостно так. А сестра её перепутала и говорит
как-то «Филя хвостиком виль-виль». И потом они стали
так говорить «Виля хвостиком филяет, филь-филь». И
хохочут. И Вилей меня зовут. Но только дома, а на улице
всегда Филом.
Мне,
наверное, повезло с хозяйкой. Она мне и еду вкусную
покупает, любит меня, спинку чешет, когда попрошу и
расчёсывает меня каждый день, чтобы я красивый был.
У меня-то шерсть ещё детская, сваливается быстро. Как-то
пару дней не почесала, так потом ох как неприятно было,
когда заросли мои раздирала! Я аж извертелся весь так
мне надоело это. А сейчас у меня новая шерсть уже растёт,
взрослая, а старая выпадает. Как начнёт меня хозяйка
расчёсывать, так целый комок этого противного пуха
начешет! Скорее бы уже вся новая выросла. Тогда и расчесываться
не так противно будет, да и грязь собирать не буду.
А то приведёт домой с прогулки и моет почти всего,
потому что все лапы и пузо в грязи. Радости мало, но
я терплю. Конечно, кто грязным-то быть хочет?
А с едой вообще красота. Хорошую покупает, Eu-ka-nu-ba
(язык сломаешь пока выгавкаешь) называется. Я от неё
и не чешусь даже. Она всё боялась, что чесаться буду,
а мне даже и не хочется.
Раньше я противный такой был, сейчас даже стыдно бывает
как вспомню. Она мне еды в тарелку положит, я ем, а
она меня гладить пытается, руки в миску суёт. Ну, я
подумал нечего, мол, тут руки распускать, и рычал на
неё. Боялся, что заберёт, что ли, не помню, маленький
ещё был. А она «ах, так?» говорит и забрала у меня
тарелку. Целый час не отдавала, а потом пожалела, видать,
и вернула. Я и не стал на неё рычать, вернула же. Потом
опять еду даёт и лезет ко мне. Я ей снова сказал, что
не желаю, чтобы в моей тарелке пальцами ковырялись.
Она опять еду отобрала. В общем боролись мы с ней так
почти два дня. А потом она что придумала: взяла тарелку
в руки и так, с рук мне её и подсовывает. Я ем, а сам
думаю: а ведь ничего ей из моей еды не надо, просто
ей нравится меня гладить, когда я ем; насовсем ничего
не отбирает, всё возвращает. И не стал я больше сопротивляться.
Мне ведь не противно, просто за еду боялся. Теперь
всё что хочет со мной делает, когда я ем. А я и ни
гу-гу. Зачем отношения портить понапрасну. Теперь я
ей всё сам отдаю, если попросит. Например, играю я
мячиком, а она говорит «дай мне» (тоже поиграть хочет),
я ей почти всегда отдаю. Она ведь сама играть не станет,
одной не интересно. Значит вместе со мной играть будет,
так почему же не отдать. Только иногда хочется одному
поиграть, тогда уж я ни за что его не отдам. Должна
же быть и у меня своя личная жизнь, свои занятия, своя
тайна, наконец!
Читать
дальше >>>